Я закончила новый рассказ: Дифракция или Метель в пустыне. Получился самым большим из всех, писался намного легче, чем "Письма Счастья".
10 страниц.
Начинаю понимать, что мне нужен notebook.
Really need it,its not my caprice. It`ll be much comfotable and I could cauch inspiration everywhere, when I feel it.
Вот такие пироги. Но сейчас хотя бы ipod получить. Надо маму доупрашивать завтра. Я и так согласилась всю зарплату отдать. Ррррр....а так нужны новые джинсы, продукция из бодишоп и тени гошевские.) Бу.

читать дальшеМетель в пустыне. (Дифракция)

-Я могу простить тебе почти всё. Могу простить твою точку не возврата из далекого мира, полу-ад для меня, яркую вспышку несправедливости и разбитое сердце. Но я не прощаю равнодушие.

В окно бархатистой ладошкой стучалась метель. Бабочки-снежинки сначала робко, осторожно касались земли, совершив легкие пируэты в воздухе. Затем, всё смелее и смелее…и вот уже крупные хлопья снега кружились в синеватом сумеречном воздухе.
Покрывая тонкие ветки неподвижно застывших деревьев белоснежным покрывалом, метель танцевала у окна.
За танцем внимательно наблюдала пара темных, словно глубина бесконечного колодца, глаз. Дрожало пламя свечи. Она хотела лишь согреть замерзшие пальцы, но по неосторожности обожглась.
Марго взяла варежки с подоконника и надела на руки. Ожог был вовсе не опасным, и пушистая варежка ласково обнимала пострадавшую ладонь. Вдруг, подняв взгляд, девушка помахала рукой кружащейся за окном метели. Где-то под ногами дымчато-серая кошка включила свой моторчик. На кухне протяжно запел чайник. Марго вздохнула и отложила перо. Она любила выводить чернилами замысловатые завитушки. Впрочем…она всегда любила всё закрученное и сложное. Как узоры, которые рисовал мороз на её окне в сумерках.

***

Он сидел на полу, скрестив ноги, и внимательно всматривался в фотографию, одиноко лежащую перед ним. Рядом с фотографией художественно случайно сверкали гранями осколки бокала. Так было всегда. Всегда по четвергам.
Позже он вставал и босыми ногами шел сквозь груды фотоплёнок, осколков, разорванных фотографий и пепельниц. Он выходил на балкон и нервно курил, прислонившись спиной к ледяной стене балкона. Смотрел на небо и думал, думал, думал.
«Я могу увидеть то, что другие не видят. Люди видят полёт бабочки, я же вижу взмах её крыла. Первый. А может и последний. Люди видят цветок, который распустился во всей своей величественной красоте, я же вижу, как он рождается. Я могу остановить движение пули и навечно поймать взгляд прекрасной девушки. А она… она лишь спросит почему я не отвечаю на её вопросы. Это так важно?»

-Ты уже три дня не выходил из дома!
Он промолчал и взъерошил светлые волосы:
-Разве в мире что-то изменилось? – оторвавшись от съемки, он рассеяно улыбнулся.
Она опустилась на колени рядом с ним и дотронулась взглядом до кончиков его ресниц. Отвечать сейчас было бесполезно. Он уже ушел в свой мир, где навечно застывает жизнь.

***

Дом спал. Не спала только Марго. Её окошко одиноко светилось во всепоглощающем мраке ночи. Маленький теплый прямоугольник привлек внимание курящего на балконе напротив молодого человека. Он держал двумя пальцами тонкое выражение никотинового яда и грелся теплом от её окна. Но, Марго и не подозревала об этом.
С детских пор она боялась темноты и даже спать старалась со слабым светом. Окружающий её сумрак казался для нее полным её собственных страхов и предрассудков, будто руки, тянущиеся из темноты, могли схватить её и лишить навсегда света, тепла и радости.
От окна прохладно дуло, и девушка закуталась в шаль цвета теплого молока. Она закрыла глаза и чувствовала, как за стенами спят люди. Чувствовала их мирное, спокойное дыхание. Мимо нее проплывали цветные и черно-белые сны…будто большие, мыльные пузыри, они кружились и переливались своей обманчивостью. Люди просыпались - мыльный пузырь лопался, оставляя капли волшебства или же страха на губах, ресницах и руках. Он лишь отражал то, чего они желали…в лунном свете на своей мыльной грани, в действительности же оставаясь бессодержательным и пустым.
Мыльные пузыри проносились вокруг неё, касаясь прохладой чужого её щек. Марго могла спать вот так, сидя, размышляя при этом о других. В золотистой клетке хлопала глазами канарейка. Дверца всегда была открыта. Канарейка и Марго жили в симбиозе и взаимопонимании. Канарейка не будила ночью девушку, в свою очередь же сама Марго кормила птицу и не ограничивала её свободу. Иногда они вместе обсуждали теплые страны. Канарейка что-то озорно щебетала, Марго слушала и вставляла замечания. Никто из них так и не мог определиться, кто знает больше.
Маргарита всегда мечтала окунуться в тепло южных стран, но… мозаика пока не складывалась.
***

Он выпускал завитушки дыма в черноту ночи, ожидая рассвета. В комнате оставались две дорогие его сердцу вещи. Его фотокамера, и ,покоящая в еще в дурманящих объятиях сна, девушка.
«Вещи..» - подумалось ему. Марат стряхнул пепел, который серебристым обжигающим снегом был увлечен в вихрь порыва ветра, - «Что дороже? Пока она недвижна – она красива, застывшая, она позволяет мне придумать историю, загадку, тайну. Какая она? Сам дорисую образ, сам начерчу движения, потому что есть одно мгновение и отличный старт для полета фантазии»
-Марат!
Он поморщился от резкого крика. От неожиданности сигарета упала на плиточный пол балкона. А ведь он почти поймал первый луч рассвета…
***

Завтрак на троих. Кошка, канарейка и сонная, взъерошенная юная особа. Ей так нравилось это состояние. Утро ласково щекотало её лицо лучами горячего солнца, преломляясь через оконное стекло, которое давно бы пора было помыть, но как то руки не доходили. Свистящую песню на плите затянул зеленый чайник в сиреневый горошек. Кошка вспрыгнула на подоконник и принялась умываться, хитро поглядывая зелеными глазами на хозяйку. Включился радиоприёмник, настроившись на неаполитанскую волну. Зазвенела желтая посуда. Аромат свежих тостов тонкой струйкой щекотал обоняние, даже канарейка, отдававшая предпочтение исключительно зернам, любопытно вереща, прилетела на кухню. Маленькие деревянные шкафчики теснились друг к дружке, но эта теснота согревала по утрам, как чашка горячего фруктового чая.
Босиком, вставая на кончики пальцев, она тянулась к верхним полкам, в поисках яблочного варенья. Нащупав знакомую банку, она цепко схватила её, но…неаккуратно зацепила пачку с солью. Соль в один миг обрушилась кристаллическим водопадом на несчастную Марго.
-Мамочки! Да что ж такое! – она попыталась увернуться, но было поздно. Кристаллики соли запутались в её волосах, и градом обрушились на пол из светлого дерева. В утренних лучах это казалось застывшей расой. Марго встряхнула волосами и почувствовала сочувствующий взгляд канарейки. Стало легче.
-Теперь с кем-нибудь поссорюсь – грустно произнесла она и опустилась на колени, чтобы собрать песчинки. Кошка и птица наблюдали за Марго, и впрочем, друг за другом тоже.
***

-Пора завтракать, - она протянула руку, чтобы коснуться его светлой шевелюры, но боязливо одернула дрожащие пальцы. Не стоит мешать его утреннему «доброму утру» с рассветом, сигаретой и фотоаппаратом, - И снова полночи просидел? , - ей так хотелось чтобы голос звучал без упрёка, но опять она не сумела скрыть своих чувств.
Он резко дернул плечом, будто скидывая её невидимую руку, и промолчал.
Жаннетт прикусила губу от обиды, но досчитав мысленно до десяти, повторилась:
-Ты завтракать будешь?
Он повернулся, и вспышка ослепила её на мгновение.
-Темный кадр получится…- пробормотал он и скрылся в комнате. Жаннетт осталась на холодном балконе одна. По коже пробежал озноб, она и пяти минут тут пробыть не могла.
«Не понимаю… не понимаю»

***

На плече была тяжелая гитара в чехле. Волосы завивались темными колечками и падали на глаза. Благодаря безжалостным порывам северного ветра, губы трескались, а глаза слезились.
«Представь, что ты на юге. Представь, что вокруг царит жара…Тепло!», - новый порыв ветра чуть не сбил её с ног. Марго, наконец, добрела до нужной остановки и с огромным облегчением скинула на скамью тяжелую гитару в чехле. Ей показалось, что она сейчас взлетит, настолько легко стало. Она прислонилась к стеклянной стене остановки и закрыла глаза.
«Похоже, погода портится. Похоже, я забыла тетрадь. Похоже, волосы завились. Похоже, в зеркало мне лучше не смотреть. Похоже…»
-Извините!
Как водой окатило это «Извините!». Она испуганно отскочила от стены. Перед ней стоял высокий, светловолосый и необыкновенно наглый с виду молодой человек. С его плеча свешивалась огромная сумка.
«Интересно, что там может быть...»
-Подвиньте эту свою…, - он поморщился, - гитару.
Марго вдруг вспыхнула от возмущения, и голос её прозвучал довольно резко:
-Чем вам гитара то помешала?!
-Мне сумку некуда поставить, неужели не видно? – голос парня сорвался на злой шепот. Он, наконец, посмотрел ей в глаза. Серые глаза с крапинками небесных осколков смотрели колючим, неприятным взглядом. Марго поспешила отвести взгляд. Почему-то захотелось к своим желтым тарелкам и деревянным шкафчикам. Согреться.
Вроде бы обычная ситуация…Куда проще подвинуть гитару и, в гордом молчании, отвернуться. Но…но, что-то мешало это сделать. На скамейке было достаточно места для сумки, зачем же ему понадобилось беспокоить её? «Да еще и так грубо. Нахал.»
-Для вашей сумки здесь достаточно места, ничего я убирать не буду. А если, у вас было неудачное прошлое с игрой на гитаре и вас теперь раздражает это струнное чудо-изобретение, то пейте успокоительный чай на травах, - фыркнула Марго и отвернулась.
Он на секунду опешил, затем всё тем же злым шепотом добавил:
-Женская глупость безгранична.
Марго вновь вспыхнула, резко повернулась и схватила чехол. Закидывая себе его на плечо, она поймала взгляд наглеца и тихо сказала:
-Подойдите сегодня к зеркалу и сфотографируйте на память злость в своих глазах. Может быть, потом, вам станет стыдно от этой безобразной фотографии.
Девушка сорвалась с места и зашагала прочь. Будто резиновый мячик, чуть подпрыгивая при ходьбе, она свернула в переулок.
Марат удивленно проводил её взглядом, затем схватил сумку и побежал домой, охваченный новой идеей.
***
Повернулся ключ в замке. Предупреждающе скрипнула дверь. Жаннетт вошла в сумрак квартиры. Даже тишина затаила дыхание, напряженно ожидая чего-то. Девушка аккуратно повесила пальто, и опустила принесенные пакеты с продуктами на пол. Скользя по начищенному ею же с утра паркету, Жаннетт приоткрыла дверь большой комнаты. На сей раз удивленный вздох ей удалось сдержать.
Он сидел в центре комнаты, окруженный осколками стекла, пристально смотря в зеркало. Рядом была его верная фотокамера. Комнату скудно освещало, боязливо трепетавшее, пламя свечи.
Щелкнула кнопка выключателя. Резкий, рожденный электричеством, свет ворвался в мир темной гармонии. Марат резко обернулся.
-Что ты делаешь?! – его глаза бешено сверкнули.
Жаннетт устало вздохнула и провела рукой по своим волосам, будто снимая пленку раздражения.
-Хватит уже играться в свои игрушки. Вероятно, на сей раз, ты мучил не меня, а зеркало своими вспышками, - она попыталась обернуть всё в шутку и ласково улыбнулась ему.
Он вскочил и яростно сжал кулаки:
-Почему ты вечно мешаешь мне?! Резко, грубо, бестактно! …- он бросался словами как острыми камнями с ледяных вершин гор жестокости, - Разве ты не видишь, что мягкий свет идет плавно, он течет, проходит сквозь пальцы, но растекается по зеркалу, он отражается в моих, твоих глазах! Можно создать звезды на потолке, можно отразить эмоцию в глазах, это не будет дефектом плёнки, это дефект души! Души…понимаешь?
Он размахивал руками, глаза его горели. Жаннетт спокойно стояла у стены, и ждала, когда же он выкричится.
Наконец голос его сорвался на хрип, слова обрели непонятную для обывателя форму и он тихо опустился на пол.
-Ты руку порезал, - со вздохом сказала Жаннетт, - я перевяжу.
Марат закрыл глаза, и устало кивнул.

***

«Вот и не верь после этого приметам» - думалось Марго.
Её пальцы слегка касались гитарных струн, осторожно поглаживая их. Мозоли и порезы на руках от частых тренировок были уже привычным делом для девушки. Перебинтованные пальцы на утро, после ночных тренировок, ни у кого из знакомых не вызывали вопросов и удивления.
-Нахал, птичка, самый настоящий хам, - жаловалась Марго канарейке, - Представляешь, это так испортить настроение! Вот пасмурно у тебя на душе, так зачем же незнакомых людей в грозу втягивать?
Канарейка моргнула глазами и задумчиво уставилась на кошку. Гитара вызывала в птице чувство конкуренции. Петь в этой квартирке, по мнению канарейки, умела только она.
На полу остывал чай, в котором вальяжно плавали лимон и корица. За окном снова пошел мелкий снег. Девушке вдруг стало душно, и она подошла к окну. Открыла форточку. Мелкие снежинки тут же вспорхнули на ресницы Марго. Часы-кукушка объявили о наступлении полуночи. Чай недовольно остывал.

***
Жаннетт вернулась с аптечкой в руках, но комната одиноко сверкала осколками. Марата в ней не было. Аптечка упала из её рук, и девушка выбежала в коридор. Пальто пропало. Значит снова снежная метель забрала. Девушка сползла по стене и откинула голову. Вьющиеся, цвета темного шоколада, волосы коснулись пола. Перед глазами мелькали цветные картинки, несущиеся со скоростью света и образующее одно световое пятно.
«Первый раз я заметила его отстраненность, затем увидела его одаренность, потом поняла его сумасшествие. Совместный проект новой коллекции металлических предметов какого-то чокнутого дизайнера сблизил нас. Не представляла до этого как вообще можно с ним работать. Марат…без семьи, без друзей, так как слишком сложный. К его сердцу нужно пробираться сквозь груды фотоплёнок, преломляющихся лучей и отраженных поверхностей. Марат… те редкие минуты, когда он здесь, в этом мире, это снисхождение рая на землю. Он видит в тебе то, что вечно. Только я не застывшая статуя…»
-Я живой человек, - прошептала Жаннетт стенам. Те, молчаливо взирали на нее клеточками на обоях.

***
Бывает такое, когда часы останавливаются. Стрелки застывают, механизм засыпает. Останавливается ли от этого время? Нет. По-прежнему одиноко светится теплое окошко в уснувшем доме. По-прежнему бьется пульс, и мрак из углов тянет за края предрассудков.
Но так редко слышится тихий стук. Это был не звонок в дверь, нет. Мягкое постукивание.
Кошка ощетинилась, канарейка залетела в золоченую клетку. У двери растрепанный светловолосый парень. Такой знакомый…только чего-то не хватает. Ах да! Сумка.
«Хам.» - пронеслось в голове у Марго, но руки сами потянулись к замку и дверь распахнулась.
-Марат – он растерянно смотрел своими большими туманными глазами, в которых блуждали голубоватые тени. Голос хрипловато влился в тишину.
-Маргарита.
-Значит, Марго… - он растягивал слова, пробовал её имя на вкус. По-видимому, остался доволен, - Марго, на улице одна снежинка передала мне, что ждет вас.
-Вероятно, пока вы поднимались, она уже растаяла.
-Я сомневаюсь в этом, - серьезно ответил он.
-А у меня… у меня часы сломались. С кукушкой, - неожиданно для себя пожаловалась она.
-Они, вероятно, не вынесли вашей ужасной игры на гитаре. Я подарю вам новые. Сыграйте мне.
От удивления Марго отступила на шаг назад, и Марат беспрепятственно вошел в квартиру. Он взял её руки в свои и прошептал:
-Сыграйте мне.

Её пальцы вновь касались струн. Настойчиво зажигая огонь, который доходил до кончиков пальцев и заставлял накаляться струны. Её полные губы беззвучно шептали что-то. С напряженных плеч соскользнула шаль. Снежинки совсем растаяли на ресницах, но он видел, как сверкают её глаза. Им не нужны были осколки. Они сверкали целостными, неотделимыми лучами вдохновения и разгоряченного смущения.
Марат добродушно улыбался, впервые за долгое время. Напряжение спало. За окном падал снег, из-под ёё тонких пальцев лилась музыка, в его сердце танцевала гармония.

Они сидели в тишине. Он закрыл глаза, растянулся на полу и прошептал:
-Мы слишком много говорим молча.
Марго легла рядом с ним.
-Зачем вечность?
Марат долгое время молчал, обдумывая каждое слово:
-Так получилось. Шизофрения в семье, плохая наследственность. Всё, что осталось от солнечных времен – это фотографии. Потом ни стало ничего. Если бы их было больше…Альбомы, коробки…
-..ты бы жил где-то между застывшей вечностью и прошлым и сошел бы с ума.
-Что с того? – он равнодушно пожал плечами.
-Я люблю твой мир, - она повернулась к нему и положила голову на свою руку.
Марат повернулся к ней. Он смотрел в глаза, у которых была радужка вишневого оттенка, смотрел в эти глаза и понимал, что самое ужасное случится, когда из них уйдет блеск.
-Люблю…, - он вновь смаковал слово, - улыбайся, смейся, живи…Я никогда не буду тебя фотографировать.
Марат потянулся своими пальцами к её руке, когда до прикосновения осталось несколько миллиметров, вдруг застыл. Он держал руку, будто сопротивляясь магниту. Пальцы дрожали от напряжения. По её полным губам скользнула тень от пламени свечи.
Всё было так близко, так спутано, жаркий воздух, одно единственное теплое окно стало еще теплее.
- Я долго бродил по улицам, прежде чем придти к тебе. Там снег и холодно. Но он растает, придет весна и по мощеным улочкам потекут ручьи. Природа заплачет от счастья. Она тоже соскучилась по солнцу и теплу. Я вижу только черные дыры в домах, но твоё окно всегда освещено.
- Когда-то давно, была такая темная ночь, что звезды закутались в облака. По извилистой дороге, через лес ехала машина. Туман, сгущенным молоком, затянул это маленькую машинку в сторону. Мрак забрал родителей и плюшевого кролика. С тех пор, я боюсь, что мрак придет и за мной. Он, тогда, наверное, по ошибке забыл меня. Мне даже гадалка как-то нагадала, что когда-нибудь меня поглотит темнота.
-Давай я потушу свечу? – Марат, было, привстал, но Марго крепко схватила его за руку и сжала пальцы.
-Нет, до рассвета нельзя.
-Тогда, мы встретим рассвет и уедем туда, где засыпают невидимые лучи солнца. Ты просто не видишь их ночью, они тоже закрывают глаза, когда спят…Но от них исходит такое нежное тепло…такое, как если бы с тобой рядом всегда был родной человек.
-Мы поедем на юг – улыбнулась Марго.

***

Кухня отливала металлическим блеском. Жаннетт подняла взгляд на ярко-красную, лаковую поверхность шкафчика с посудой. Когда было плохое настроение, они с Маратом всегда накрывали стол черной посудой…Чтобы всюду были отражения и блики, с которыми нужно бороться. Одиноко на электрической плите булькал гуляш, тихо звенела серебряная ложка в прозрачной чашке. Волосы были заплетены в аккуратную косичку, ресницы с густым слоем туши намокли, оставляя следы на румяных щеках.
Жалюзи были опущены, телевизор что-то беззвучно доказывал, глянцевые журналы сложены в стопки. Жаннетт обхватила себя руками и, стояла над гуляшем, отвлеченно смотря на своё отражение на черном кафеле.
Когда-то она играла на виолончели, лучше всех решала математические задачки и делала потрясающий гуляш. Он даже не знает об этом. «Даже не догадывается…»
Использует странный язык общения, по большей мере, молчание. Ей казалось, что она понимает его взгляды, но когда она пыталась отвечать, он отворачивался и снова молчание. Его хвалили на работе, считали, чуть ли не гениальным. Говорили, что Жаннетт и Марат идеальная пара. Она – высокая, темноволосая и обладающая голливудской, ослепительной улыбкой. Он – светловолосый, раскованный, в ауре безумия и очарования.
Только мама сказала ей, что они невозможная пара. Она – требующая нежности и заботы девушка, а он – фотограф.

***
Он повязал ей на шею шарф, заботливо проверяя, чтобы ни один миллиметр её светлой кожи не остался не защищен.
-Ты уверен, что нам действительно стоит сейчас туда идти? – недоверчиво глядя на него, Марго наблюдала за тем, как парень наливает в термос горячий чай.
-Абсолютно. Доверься мне, - он повернулся к ней, закручивая крышку термоса, и улыбнулся одними глазами.
Они шли еще по сумрачным улицам. Снег серебрился в лучах фонарей и хрустел под ногами. Марго еле поспевала за своим быстрым спутником. Он держал ей за руку, предварительно заставив одеть те самые, домашние варежки. Волосы колечками выбивались из-под малинового берета.
Они поднимались по винтовой лестнице старого жилого дома. «Удивительно, что дверь была не заперта..» - подумалось Марго.
Марат настойчиво тянул её за собой, пока они не оказались перед маленькой, обветшалой от старости дверки. Фотограф принялся что-то судорожно искать в карманах. После недолгих поисков он выудил ключ и открыл дверь.
-Идем…- он ласково потянул за собой Марго, и они вышли на крышу.
Солнце всходило, разливаясь плавленым золотом по крышам. Заставляя сверкать миллиардами бриллиантов крупицы снега. Солнечный свет, по началу робко, затем всё смелее и смелее дотрагивался до их лиц. Лучики оплетали пальцы Марго, рисовали за её спиной крылья тенью на дымовых трубах. Где-то бродили кошки, где-то просыпались люди, кто-то бренчал на гитаре.
Марат сидел рядом и грел руки о термос с чаем. Неожиданно он взял руку Марго и, положив её на горячую поверхность термоса, накрыл своей ладонью.
-Чувствуешь, как горячо? – прошептал он.
Вокруг было настолько холодно, что в душе стало блаженно тепло от этого чая, солнца и его ладони, через которую она чувствовала как бьется его горячее сердце.
-Рассвет вечен, - улыбнулась Марго.
«Поэтому мы здесь», ответил улыбкой он.


***
Можно было позвонить маме и услышать её мягкий, успокаивающий голос с едва заметными нотками упрёка: мол, сама виновата. Но не хотелось в очередной раз впутывать её в этот бесконечный отчаяния круг. Ночь без сна казалось такой тягучей, длинной, мучительной. Жаннетт укуталась в одеяло, но руки, и даже кончик носа, были ледяными. Казалось, жизнь уходит из нее с каждым выдохом, а вдохи…их не было. Она жила только на отдачу, без требований что-то взамен. Месяц то и дело выглядывал из-за угрожающе тяжелых, словно намокшая вата облаков. К утру, чудесным образом, облака ушли…И первые лучи солнца заставили Жаннетт взглянуть наконец на часы. В квартире было тихо. Шагов в подъезде, пусть даже мнимых, но дающих надежду, не было.
Её опухшие от бессонницы, красные глаза потерянно смотрели на дверь балкона.
«Он всегда возвращался к рассвету…Чтобы встретить его дома. Всегда, но не сегодня…»
Девушка спустила ноги с кровати, и устало потянулась. Косичка растрепалась, впрочем, как и само состояние Жаннетт.
Первое, что она сделала этим утром – это безжалостно выбросила приготовленный накануне гуляш, затем сварила кофе и принялась отравлять им организм, требующий здорового завтрака.
«И пусть. Пусть он придет, а завтрака нет. Всё равно ничего не ест. Пусть ему станет стыдно, что я не спала всю ночь. Он же тоже человек»
***

Он щурился от яркого солнца, сидя на подоконнике в её кухне. Растрепанные волосы, прищуренный левый глаз и полные карманы озорного настроения.
«Мальчишка..» подумала Марго, надевая клетчатый фартук.
-Над чем ты будешь колдовать? – Марат нетерпеливо болтал ногами, благо окна в старинном доме, где жила Марго, были расположены выше обычного уровня.
«Жаннетт бы как всегда ворчала по поводу того, на чем я сижу». Мысли о Жаннетт подкрались совсем неожиданно, впервые за это чудное время, проведенное с волшебницей Марго. Марат недовольно поморщился, словно от зубной боли. Он чувствовал себя школьником, которому непременно придется отчитываться за прогул, но придти на растерзание страшно и не охота. Хотя почему-то нужно, это в этом Марат был уверен. «Наверное…»
На сочно-зеленом блюде уже возвышалась золотистая горка блинчиков. Яркими красками на столе заиграли малиновое, яблочное, сливовое варенья.
Канарейка недоверчиво поглядывала на нарушителя спокойствия, Марат принялся дразниться.
Радиоприёмник молчал, но в кухне так много говорили, щебетали, смеялись, мурлыкали и просто слишком громко улыбались. Порой, улыбка может сказать гораздо больше, чем слова. Только улыбке под силу окружить такой воздушной пеленой искренней нежности и теплоты. Днём звезды не видны, но можно подарить улыбку и в сердце загорается кусочек волшебства, который ярче самых ярких звезд. Звёзды далеки, как, часто бывает, и сердца людей, но мы видим свет звезд, и может видеть свет сердец людей через их улыбки.
«Улыбайся, Марат» - думала Марго. «Улыбайся как можно чаще, собирай в себе частички искрящейся теплотой мозаики гармонии. Улыбайся и дари другим улыбку, не боясь быть непонятным, отвергнутым. Это легче, чем ты думаешь. Легче, чем прятаться в своём мире…»
А он смотрел на неё прозрачной голубизной своих глаз, и душа его купалась в солнечных лучах.
Ему настало время уйти. Марго протянула ему крохотный свёрток.
-Когда тебе станет грустно, одиноко и ты совсем не будешь видеть света, то разверни это. Но не раньше, - улыбаясь, прошептала она.

***

Жаннетт стояла у окна, обхватив себя руками. Глаза напряженно высматривали знакомую фигуру. В переменах между чувством безнадежного ожидания накатывали волны необыкновенного страха, от которого сжимался желудок. Мысли о том, что что-то могло случиться…пожар, авария, ограбление и прочие ужасы сковывали её тело железными прутьями. Она ждала до невозможности сильно.
В замке робко прошуршал ключ.
«Показалось» - подумалось Жаннетт. Но звук открывающейся двери, окатил её горячей волной, которая от сильного обморожения, казалась ледяной. Знаете, так бывает.
Марат вошел, нет, он влетел в комнату! Его улыбка до ушей удивила и напугала Жаннетт почти так же, как и его исчезновение. Радоваться? Ругаться? Броситься на шею? Она не знала, что нужно делать, только тихо спросила:
-Что случилось?
В этом тихом, маленьком вопросе Марат не сумел разглядеть огромную пропасть, заполненную осколками сердца.
-Я поеду на юг! Представляешь, сколько всего можно будет сфотографировать…какую выставку сделать! За последние часы я узнал столько об этом мире, сколько не знал всю свою жизнь до этого. Никогда не испытывал такого, - честно признался он, улыбаясь. Вдруг сорвался с места, и закружил Жаннетт по комнате.
Она оттолкнула его. Впервые за столько времени она оттолкнула этого человека. Человека, которого любила больше своей гордости. Срывающимся голосом она почти выкрикнула:
-Куда ты поедешь?!
На мгновение Марат опешил, но привыкший не удивляться ничему, он, с тем же, азартом произнес:
-На юг! Меня ждет Марго, мне нужно собраться. Я вас обязательно познакомлю, только позже...я…
Он не договорил. Жаннетт бросилась мимо него в коридор, от такой прыти её даже слегка занесло в сторону. Марат кинулся за ней.
В мастерской, как называл эту комнату Марат, в порыве отчаяния Жаннетт схватила его фотокамеру. Даже на долю секунды, не вовремя удивившись как много, оказывается, весит её главная соперница. Та, с кем она всегда делила Марата.
Неожиданно он всё понял. Стоило ли столько молчать?
-Это единственный выход вывести тебя из этого абсурда! – закричала она и, и вложила всю ту омерзительную боль унижения, уничтоженной гордости и холодного равнодушия, в силу броска.
Он даже не успел крикнуть и броситься к ней, лицо перекосило ужасом.
От стены, казалось, отлетели миллиарды осколков, разлетевшись по всей вселенной их мира. Грохот раздался такой, будто в комнате разразилась гроза. Жаннетт от испуга спрятала лицо в ладонях. Прошло всего доли секунды, но для двоих несчастных в этой комнате время затянулось на мучительные минуты.
Марат стоял неподвижно.

***

Когда-то, когда мрак затоплял его дни ядовитым соком отчаяния, но он всё равно рвался вперед. Он всегда стремился вырваться к свету, до последних мгновений тянулся кончиками пальцев к спасительной ручке двери в мир спокойствия. Часто руки соскальзывали, дверь захлопывалась, он падал.
Кошмары мучили его сознание с совсем юных лет. Осознание того, что его мама приняла диагноз из другого мира – шизофрения. Осознание того, что его может преследовать та же тень того мира безумия, пугало его и заставляло идти наперекор, играя с огнем. Он делал вид, что не страшны ему преграды, не страшны общепринятые нормы. В любой момент он полагал, что сможет остановиться. Твердо сказать себе «хватит».
Но люди вокруг, сначала отталкивающие и смеющиеся ему вслед, эти люди вдруг стали восхищаться им. Они сменили маски презрения и прикинулись понимающими, истинными ценителями искусства.
Искусство? Он шел по тернистому пути видения вечности. Его застывшие снимки вызывали восхищение и мысли «А ведь это наш мир…». Он лишь подчеркивал достоинства и недостатки, которые в серых буднях не замечали другие.
На свой первый фотоаппарат он работал долгие месяцы. Ночами, разгружая вагоны, выполняя грязную работу на стройках, он фанатично мечтал о том, кто воплотит его видение в реальность. Так, чтобы другие тоже смогли это видеть. Он умел делиться.
Каждая фотокамера была для него словно божественная статуя в храме Парфенона.
Он всегда полагал, что в жизни его было две большие любви. Фотография и Жаннетт.
Впрочем, о второй он никогда вслух не говорил.
Яркими вспышками перед глазами пронеслись грязные вагоны, отчужденная улыбка матери, пронзительное зимнее солнце, дерзкие насмешки (Позже он смеялся над ними всеми! Они же так этого и не поняли, а лишь возносили его в мире искусства), сомнения, споры с самим собой, темнота…мрак зимних ночей в остывшей комнате, но никогда не остывающее сердце...
Марат, Марат…привыкший к одиночеству, привыкший считать себя в душе изгоем, ты не заметил, как связал запястья рук хрупкой девушки. Ты мог выдержать метания в ночном бреду, рвать душу в клочья, плакать и тут же смеяться, для нее же это было непосильно.
На запястьях оставались слишком болезненные шрамы, и даже веревка не выдержала.
Что-то треснуло…что-то разбилось.
Марат открыл глаза.
Жаннетт показалось, что он сейчас ударит её. Но его руки лишь бессильно дрогнули. Он развернулся, задев плечом косяк двери, пошатываясь, направился к двери.
Она же в отчаянии опустилась на пол, и вместо плача из груди вырвался хрип. Собирала осколки, сжимая их в руках, а пальцы кровоточили. Но сердце кровоточило еще больше. Безумно хотелось повернуть стрелки назад. Сломать, растоптать, уничтожить эти моменты затмения рассудка! Ведь, уйдет она, будут другие.
«Он же не виноват…он же не виноват в том, что он такой. Не виновен он и в том, что так горячо любим. Он клятв не давал»
***
Он бежал к её дому, к её подъезду. Крупными хлопьями падал снег.
«Марго, Марго…, - неслись в его голове сумбурные мысли, - Марго, спаси меня. Спаси от этой бездны, Марго…» Её имя казалось святым, чистым, возвышенным. Одна она могла его понять в эти минуты. Он упал на колени перед её окном и вдруг понял, почему сердце на мгновение замерло. Свет в окне не горел. Чернота пугающе зияла в маленьком прямоугольнике. Как будто порыв северного ветра задул последний фитилек.
«Марго…», - по щекам его потекли слёзы. Горькие, мальчишеские. Они тоже умеют плакать, когда внутри разрывается резервуар отчаяния.
Но рука нащупала в кармане маленький сверток. Марат дрожащими пальцами развернул его и в свете фонаря на его ладони сверкнул чистый, словно слеза родника, прозрачный ангел с золотым нимбом. Ангел спокойно смотрел на Марата вечною улыбкой.
Снег всё падал и падал, и Марат понимал, что она никогда не вернется. Или же, не было никаких деревянных шкафчиков на кухне, канарейки и темных локонов?

***

Жаннетт, словно в забытьи, спустилась во двор. Босиком по ледяному покрову она медленно шла к согнувшейся фигурке в свете фонаря.
Замерзшими пальцами, она коснулась снежинок на его взъерошенных волосах. Он сам был снежным маленьким принцем в этой переломанной зимней сказке.
Марат обернулся, крепко сжав в кулаке ангела, и увидел её глаза. А в глазах улыбка ангела, в глазах южный ласкающий ветер, а в глазах пламя свечи.
-Жаннетт…- прошептал он, - Жаннетт…
Он так и не сказал ей тех важных слов. Она так и не услышала их.
«Не сейчас», - подумал фотограф, - «впереди у нас целая вечность…»
Задумчивый взгляд вишнево-темных глаз напряженно следил за этими сумасшедшими во дворе. Теплым дыханием она согревала пальцы и, понимала, как тяжело привязываться к людям. Они гораздо сложнее самых сложных завитушек. Их судьбы запутаннее и чернила ставят не исправимые кляксы куда чаще.
Белый снег таял на белых крыльях. Она мысленно поставила многоточие и, ласково улыбнувшись Марату и Жаннетт, отправилась в новую историю.